… И написал на Рейхстаге: «Я с Алтая»

Воспоминания моего деда о войне прочно отложились в моей памяти с самого детства. Именно эти рассказы старого артиллериста заложили во мне трепетное отношение к Празднику Победы и ко Дню ракетных войск и артиллерии.

Отчетливо помню историю с налетом фашистских штурмовиков, случившуюся под Ковелем. 20 июня 1944 года в 10 часов прилетела «рама» — вражеский самолет-разведчик. Он сделал несколько кругов над позициями дивизиона, расположившегося на поляне среди леса, а через шесть часов прилетели 38 «юнкерсов», образовали круг и начали пикировать на огневые позиции. В первый заход они сбросили по одной бомбе, во второй — по четыре бомбы поменьше, а в последующие заходы стреляли из пушек и пулеметов. В дивизионе из 18 стволов осталось неповрежденными восемь минометов, которые продолжали отбивать атаку противника. Дивизион понес большие потери и в живой силе. Несколько человек были убиты, ранены и контужены, в том числе и мой дед Михаил Максимович Карпов.

Дед рассказывал: когда он увидел самолет-разведчик FW 189, то принял решение перенести минометы в сторону леса, а на их месте установить муляжи. Для этого из бревен и палок были деланы макеты минометов, которые установили точно на том же месте, где стояла их батарея. В результате после налета неприятеля настоящие минометы были сохранены.

Разрывом одной из бомб деда контузило и засыпало землей. По счастливой случайности из-под земли остался торчать сапог. Когда после налета стали искать и выносить раненых, обнаружили и торчащий из земли сапог. Попытались вытащить, но не получилось, зато сильно повредили ногу; так мой дед остался на всю жизнь инвалидом. Позже его откопали с помощью саперной лопатки и отправили в госпиталь.

Очнулся он в палате, огляделся и увидел своего сослуживца, попытался с ним заговорить, но ничего не получилось, речь была нарушена, не смог сказать даже и одного предложения; контузия нарушила речь, и дед стал заикаться. Его товарищ был тоже контужен, и они первые часы общались друг с другом посредством ручки и бумаги.

Я помню, что дед начинал заикаться, когда нервничал. Так что последствия той контузии сказывались всю жизнь. Нога так и осталась травмированной. Ему дали «обычную» инвалидность, не признавая инвалидом войны до самой смерти. Легкие он испортил в сырых окопах под Ковелем и в ледяной февральской воде Одера, прожив всю жизнь с хроническим бронхитом. Но это будет немного позже, а пока была первая контузия и побег из госпиталя в родной полк…

Уже много лет прошло с тех пор, как не стало деда. Но в семье после него осталось многое. Помимо наград и светлой памяти еще и его записки о войне. С их фрагментами и предлагаю ознакомиться с читателями «Новостей Горного Алтая».

Темир Трояков

15 ноября 1942 года я был призван в ряды РККА. После окончания Лепельского военного минометного училища, находившегося в Барнауле, стал командиром огневого взвода в 256-м армейском минометном полку 69-й армии. Принял боевое крещение в боях на Сиваше. После прорыва обороны противника и начала освобождения Крыма, полк перебросили под город Ровно. Дальше с боями продвигались в направлении Рожище – Турийск – Ковель. Под Ковелем шли ожесточенные бои. Немецкая авиация много раз бомбила наши огневые позиции. В один из дней немецкие автоматчики прорвались к нашей батарее. Мне, как командиру огневого взвода, было нужно обеспечить охрану батареи. С каждого расчета взял по одному солдату и всемером, вооруженные автоматами и пулеметом, мы вступили в схватку с немецкими автоматчиками. В тяжелом бою мы справились с задачей: автоматчики противника были уничтожены. Этим мы обеспечили беспрепятственное ведение огня по наступающему врагу.

После освобождения Ковеля и прорыва обороны противника, наш полк в составе 69-й армии 1-го Белорусского фронта перешел границу Советского Союза и вступил на территорию Польши. Первым городом, который мы освободили там от фашистов, был Хелм. На его окраине мы увидели обнесенный несколькими рядами колючей проволоки концлагерь и направились туда. Ворота лагеря были открыты, никаких признаков жизни мы не обнаружили. Пошли в бараки, но и там не было ни одной живой души.

Потом увидели, как из городка к лагерю идет женщина. Она была по национальности полячкой, но хорошо говорила по-русски. От нее мы узнали, что было в лагере. При эвакуации ей удалось убежать. Немецкие «ученые мужи» — химики и медики проводили здесь опыты на людях, выясняли влияние отравляющих химических веществ. В лагере были не только военнопленные, но и гражданское население. Подбирали группу в 20-25 человек по полу и возрасту: от 5 до 10 лет, от 10 до 15 лет, от 15 до 20 лет, от 20 до 25 лет, от 25 лет и старше, затем вели отобранную группу в баню. В бане было три отделения: раздевалка, мойка и помещение для одевания, к которому была подведена узкоколейная железная дорога. По ней катали вагонетки и платформы, на которых перевозили трупы в крематорий или в траншеи для складирования. На территории лагеря я видел три траншеи, каждая длинной в 100 метров, шириной 2 м и такой же глубины. Две из них были заполнены трупами людей, уложенных рядами, засыпанные хлорной известью.

Как работала «баня»? Загоняли группу людей в раздевалку, где они укладывали свои вещи на оборудованные полки, затем заводили их в помещение «мойки», входная и в противоположной стене выходная двери открывались и закрывались автоматически и герметично. Изнутри и снаружи открыть их было невозможно, они открывались с пульта управления.

На всех четырех стенах «мойки» были двери с окнами, через которые шло наблюдение. Из пристенных дверей из шлангов холодной водой поливали обреченных людей, через 5-6 минут отключали воду. Пол в «мойке» был бетонный с покатом к углам, где были отверстия, по ним вода уходила в канализацию. Затем в «мойку» пускали отравляющие вещества. «Ученые мужи» наблюдали, какая доза того или иного отравляющего вещества действовала на людей. Когда все погибали, включали мощную фильтровентиляционную установку и проветривали помещение. После подкатывали платформу, грузили трупы и увозили в крематорий, расположенный в лагере. Когда мы подошли к печам крематория, то увидели: две печи были пустые, в одной трупы не обгорели, в четвертой – полусгоревший и в пятой – полностью сгоревший. Трупы укладывались на специальные противни – металлические листы на колесиках, середина выпуклая, а края загнутые желобом. На середину листа укладывали труп и закатывали в жаровую печь. Труп сгорал, оставался пепел и вытопившийся жир. Пепел укладывали в банки высотой 40 см и диаметром 20 см. На крышке было написано — «минеральное удобрение», их отправляли в Германию для удобрения полей. Жир сливали в металлический бак, куда добавляли сажу и расфасовывали в банки, на крышке которых были нарисованы туфель и сапог с подписью «гуталин». Пока мы не видели, как он изготовлялся, мы пользовались трофейным «гуталином». После увиденного никто им не пользовался. Все, что пришлось увидеть во время пребывания на фронте, какой след фашисты оставили после себя на Украине, Белоруссии, в городах в селах бывших в оккупации, нам забывать нельзя!

После Хелма наш полк освобождал город Люблин и другие польские города, затем мы вышли на реку Висла в районе населенного пункта Пулавы.

Командир дивизиона майор Гуков получил приказ из штаба полка переправить одну батарею на левый берег Вислы. Выбор пал на нашу батарею. Я, получив приказ обеспечить переправу батарею плавсредствами, взял с собой двух солдат и пошел с ними на берег. Прошли весь поселок Пулавы и не нашел ни одной лодки или хотя бы деревянных строений, чтоб их них сделать плоты. Все здания были кирпичные. Нашли мы две одноместные байдарки, на всякий случай прихватили их с собой. Пошли по берегу Вислы, куда должна прибыть батарея, и в старице, недалеко от русла реки, обнаружили замаскированный понтон. Он был исправный, и на палубе лежал стальной трос. Как выяснилось, этот понтон служил раньше паромом, а когда фронт стал приближаться, местные жители его спрятали в старице от фашистских войск.

На берег подъехали саперы. У них был приказ: переправить пехотный полк, а плавсредств они имели всего 4-5 саперных лодок. Саперы помогли нам спустить понтоны на воду. Но основная задача была натянуть трос через реку. И вот мы, закрепив один конец троса на берегу, погрузили его в лодку и потянули через реку. Два моих солдата и два сапера – на веслах, а я на корме правил лодкой и травил трос.

Время было около полуночи. Немцы все время освещали переправу ракетами, поэтому лодку моментально обнаружили и открыли по ней огонь. Одного солдата убило. Осталось три гребца. Подгонять солдат было не надо, они понимали обстановку и работали веслами на совесть. До берега оставалось пять-шесть метров, но силы наши были на исходе. Трос сносило течением. И тут на помощь нам пришли пехотинцы, которые предыдущей ночью форсировали реку и зацепились на левом берегу Вислы. Их живых осталось 12 человек, из которых 11 были ранеными. Один из них прикрывал нас из пулемета, а остальные, кто как мог, помогали нам закопать столб (который мы привезли с собой) и закрепить трос. Когда мы плыли обратно, немецкий пулеметчик опять обстрелял лодку, был ранен еще один солдат. Дорогой ценой пришлось заплатить за эту переправу.

Батарея уже погрузилась на понтон, и я вновь поплыл на левый берег уже на понтоне. На середине реки наш понтон сел на мель и стал прекрасной мишенью. Минометчики пали на палубу, укрываясь за колесными ходами минометов. Пришлось столкнуть двух солдат в воду и спрыгнуть за ними самому. Вода по грудь, но зато высокий борт понтона был надежным укрытием. Солдаты это поняли и стали прыгать в воду. Поднатужились, и понтон пошел вперед. Так вплавь, подталкивая его, добрались до берега, быстро разгрузились, и саперы поплыли обратно. Минут через 15 была переправлена рота пехоты, которая сходу пошла в атаку на немецкие траншеи, а мы артогнем поддерживали, подавляя огневые точки врага. Гитлеровцы были выбиты с господствующей высоты, после чего появилась возможность беспрепятственно вести переправу.

Наш понтон ходил целый день, переправляя живую силу, артиллерию, боеприпасы, продовольствие, повозки. Переправили две автомашины, которые нам очень были нужны для транспортировки минометов и боеприпасов. За этот день плацдарм был расширен на десятки километров в ширину по фронту и в глубину на 10-15 километров.

В историю Великой Отечественной войны этот плацдарм вошел под названием Пулавский. За участие в этой операции я награжден Орденом Отечественной войны II степени, а наш полк — Орденом Красного Знамени.

С Пулавского плацдарма наш полк развивал наступление на Варшаву, освобождали города Лодзь и Познань, которую мы обошли с юга и отрезали отход немецкого гарнизона из города. Продержали под огнем дорогу в течение ночи, а утром передали позиции 8-й гвардейской армии, которая и добивала эту группировку, а мы пошли на запад и вышли севернее Франкфурта на реку Одер в районе города Лебус. Это было 3 февраля 1945 года.

По выходу к реке Одер мне снова было приказано обеспечить переправу батареи. Нашел две дощатые лодки, на которых перевозили минометы, боеприпасы и личный состав батареи. Переправа проводилась под непрерывным огнем противника. В один из рейсов в лодку, на которой я был за рулевого, попал снаряд. Ее разбило, и из 12 человек, находящихся в лодке, в живых остались мы двое с сержантом. Помогая друг другу, добрались до берега метрах в пятистах ниже переправы. Пока дошли до своих, одежда превратилась в ледяной панцирь. На счастье у старшины батареи нашлось запасное обмундирование, и мы переоделись. Было это 10 февраля 1945 года.

16 апреля 1945 года началось наступление на Берлин, в котором принимал участие и наш полк. Сильное сопротивление враг оказал на Зееловских высотах. Но под мощным ударом артиллерии и штурмовой авиации с воздуха сопротивление немецких войск было сломлено и северо-западнее Франкфурта-на-Одере окружена большая группировка вражеских войск. Наши войска устремились на Берлин, а нам было приказано ликвидировать эту группировку. Вместе с остатками стрелкового полка, который мы поддерживали, выполнили эту задачу.

В ночь с 24 на 25 апреля 1945 года на позицию батареи пришли с поднятыми руками два гитлеровца. Один из наших солдат владел немецким языком. Пленные рассказали, что у них нет продовольствия и боеприпасов. Мы этих пленных накормили и предложили: «Если вам дорога жизнь и жизнь своих товарищей, возвращайтесь в свою честь и убедите остальных сдаться в плен». Те согласились. Назначили время и место сдачи.

На случай провокации вокруг большой поляны скрытно сосредоточили все имеющиеся огневые средства под командованием командира батареи капитана Черных. Наутро показалась колонна немцев. У всех на груди автоматы. А что, если они заряжены?

Мне был дан приказ встретить немцев. Я в сопровождении четырех автоматчиков, в том числе и переводчика, вышел из леса на поляну.

Впереди колонны шли те два ночных гостя. Они не обманули, вся колонна сложила оружие. Из них назначили командира, посчитали сколько человек в колонне, написали записку коменданту, выдали им хлеб, консервы и отправили в тыл, указав на карте место прибытия. А тех двоих отправили обратно. Три дня подряд они выводили на эту поляну часть за частью. Без единого выстрела сдались в плен более десяти тысяч фашистов.

За организацию и участие в ликвидации этой группировки немцев я был награжден Орденом Александра Невского.

28 апреля наш полк пошел на Берлин. Вечером мы уже были Потсдаме (пригород Берлина) и вели уличные бои.

В ночь на 30 апреля полк получил приказ двигаться на запад – на Бранденбург, Магдебург, где 4 мая встретились с американскими войсками. Встреча была искренне теплой – объятия, взаимное вручение сувениров. Война надоела.

Полк расположился под Магдебургом на лесной поляне, где построили землянки и приступили к занятиям и приведению в порядок боевой техники.

9 мая в 4 часа утра дежурный радист выбежал из землянки и открыл из автомата ППШ огонь, сопровождая выстрелы криками: «Победа! Конец войне!». Спросонок все выбежали из землянок, не понимая, что за стрельба. А когда поняли, началось неописуемое! Солдаты, офицеры, прошедшие войну, видевшие кровь и смерть, радовались как дети, обнимали друг друга, плакали и палили из всех видов личного оружия, отдавая салют окончанию войны.

15 мая ездили в Берлин к рейхстагу, на стене которого я оставил надпись: «Я с Алтая. Карпов».

Наш полк за боевые действия был награжден орденами и назывался 256-й армейский минометный Бранденбургский Краснознаменный орденов Кутузова и Александра Невского полк. До 1947 года он входил в группу оккупационных войск в Германии и стоял в Магдебурге.

В 1946 году наш полк переехал в Альтенграбов. Во время войны там находился лагерь военнопленных. Три солдата, бывшие военнопленные этого лагеря, были у нас в батарее. Они рассказывали о жизни в лагере. Лагерь ликвидировали в 1945 году, а мы жили на этой территории до 1947 года. Хочется отметить, что трава не территории не росла, все корешки были выдраны и съедены узниками.

В 1947 году наш полк расформировали. Я уволился из армии и приехал домой. Вот сейчас, через 50 с лишним лет после окончания Великой Отечественной войны, вспоминаешь, как было тяжело в тылу и на фронте. Однако, наше поколение не сломалось, мы отстояли Родину от коричневой чумы – фашизма, восстановили разрушенное войной хозяйство, строили новые заводы, крупные электростанции. Построили новую технику для освоения космоса и многое другое на улучшение благосостояния советского народа. Все это было сделано руками нашего поколения.

Заканчивая свои воспоминания, обращаюсь к детям, внукам, правнукам и всей российской молодежи: Берегите матушку Россию, будьте достойны своих отцов и дедов. Крепите могущество нашей Родины!

31 мая 1997 года,
М. Карпов.

Источник